Путеводительница святого Афанасия

Купятицкая икона Божией Матери – Божия Матерь в Кресте – древнейшая нерукотворная святыня нашей земли, явленная 15/28 ноября 1182 г. недалеко от с. Купятичи на Пинщине. Именно она сыграла особую роль в жизни преподобномученика Афанасия Брестского (ок. 1595/7 –1648). Святой всегда повторял, что чувствует себя под покровом «малой размерами, но великой чудесами» Купятицкой Божией Матери. Он был не единственный кто прославил ее, но именно в его жизни она выступила как Путеводительница. Даже в светских изданиях ее величают «Звездой-Зоркай» святого Афанасия…

Свой Диариуш преподобномученик Афанасий начал с «Истории <…> об образе Пресвятой Богородицы, в Кресте изображенном, на небе от негож самого виденном и Михаилу, царю Московскому, на хорогви военные в помножене православнои веры, албо против кожному неприятелеви Креста Христова данном (року 1638, месяца марта) [Диариуш, стлб. 50]. Основной акцент при повествовании он делает не на явлении иконы, но на истории церкви Введения во храм Пречистой Богородицы, где хранилась святыня, а также на тех чудесах, которые Пречистая подала через Образ Свой ему, грешному иеромонаху…

Когда отец Макарий Токаревский привез «лист на ялмужну» – разрешение митрополита на сбор средств для починки церкви – игумен Илларион Денисович возложил это послушание на Афанасия Филипповича, наместника Купятицкого монастыря. Войдя в свою келию, иеромонах Афанасий усиленно молился Богу, плакал и услышал глас: «Царь Московский збудует Ми церковь, иди до него!». В ноябре 1637 г., собравшись дорогу, попрощавшись с братией, положил поклон и посмотрел на чудотворный Образ Пречистой, попросил: «о, Пречистая Богородице, будь со мною!» И услыша в ответ: «иду и Я с тобою» [Диариуш, стлб. 53-54].

Этот путь был непростой. Много скорбей претерпел иеромонах Афанасий (Филиппович), но хранила его Божия Матерь. Перейти через линию фронта без документов – паспорта от гражданских властей – немыслимое дело в то время… Еще более нереально было предстать перед московским царем. В момент, когда, не достигнув цели отец Афанасий с послушником готов был вернуться назад ни с чем, он, будучи «в восхищении» вновь услышал голос: «о Афанасий, иди до Царя Михаила и рци ему: звитяжай неприатели наши; бо юж час пришол, мей образ Пречистое в кресте Купятицкий на хоругвях военных для милосердя; а в битви той каждого чловека, мянуючогося православным, здорово заховай» [Диариуш, стлб. 59].

А вот текст молитвы святого Афанасия показывает его трезвенное, осторожное отношение к услышанному. Боясь навета вражия, обольщения дьявольского, он молился: «Владыко человеколюбче, Господи Иисусе Христе Боже мой! милостив буди мне грешному: яви сиа тайны, яже слышах и видех чувствами моими, истинствуют ли, или ни; не искушаю Тебе, Создателя моего, но за немощь мою сиа Ти глаголю, аще есть воля Твоя святая, да увем аз, раб Твой, през сиа благодеяниа Твоя, уврачуй, немощнаго сего чловека» [Диариуш, стлб. 59-60]. И дан был ему таковой знак от Бога… Более того, он со своим попутчиком до «царского величества прибылисьмо». Это ли не чудо?

В неделю цветную 1638 г. выехав из Москвы прибыл в Купятицы 16 июля того же года с ялмужной. И тут иеромонаха Афанасия ждал новый вызов – приглашение на игуменство в Брест. И жребий опять же пал на него… Можно предположить, что образ Пречистой сопровождал его и на новое место служения.

Весь свой путь в Москву и все чудеса, произошедшие с ним, он подробнейше и изложил в «Истории <…> об образе Пресвятой Богородицы, в Кресте изображенном…». Но тот факт, что преподнесена она была московскому царю и «на хорогви военные» нанесена, дал повод к обвинениям как тогда, со стороны речипосполитой (польской элиты), так и сегодня, со стороны некоторых исследователей, чуть ли не в государственной измене. Однако известно, что ни гражданского, ни уголовного процесса против Афанасия не было, его несколько раз передавали под духовные суды, обвиняя в «непослушании старшим своим». В то время как митрополит Петр Могила оправдал его и выдал соответствующее письменное заявление о невиновности обвиняемого (точнее лист), который игумен Афанасий зарегистрировал в Брестском гродском (замковом) суде.

Более того игнорируется факт, что такое же благословение – Купятицкую икону Богородицы и «Историю Московскую» – святой Афанасий носил и польскому королю Владиславу IV. Причем эту «Историю…» он преподносил его величеству «верность в том вашой кролевской милости, пану моему милостивому, осведчаючи» [Диариуш, стлб. 91].

Если первый раз в 1641 г. игумен Афанасий прибыл на Сейм с документами, зарегистрированными в гродском (замковом) суде Бреста и с выписками из королевских Варшавских метрик [Диариуш, стлб. 87], то с 1643 г. он супликовал в «публице в сенате» и королю «през образ Пречистое Богородици, в кресте изображенный Купятицкий, з гисториею виденя того образу на небе в граници Московской» [Диариуш, стлб. 74], а также с надписью «на перестрогу гнева Божого и страшного суда Его» [Диариуш, стлб. 92].

Преподобномученик Афанасий настойчиво повторяет по всему тексту Диариуша, что во всех своих действиях был послушен воле Божией, приказам Царицы Небесной…

«Я то нендзный Афанасий, который року 1640 послушне з Купятяч за волею Бозскою (што доводно показуется) на игуменство церкви православное до Берестя Литовского (где то фундамент унеи проклятои стался) приехавши, права и привилея, на пергаменах найденые, з страшным проклятством на униты, до книг гродских Берестейских актиковалем и оголосилем в церквя и на розных местцах, волею Бозскою указуючи, же тое розделене Руси а приняте унеи, незвычайным способом з неналежным пастырем, есть барзо проклятое. Потом, з метрик вашой кролевской милости Варшавских екстрактами тые справы повыймовавши ново, привилей с потверженьем оных прав на церковь православную Берестейскую од вашое кролевское милости, пана намъ щасливе пануючого, Владыслава Четвертого, с подписом руки, набылем. Але запечатовати его ксионже канцлер и ксиондз подканцлерий и за тридцать таляров твардых не хотели» [Диариуш, стлб. 87-88].

«Тогож часу (1641) на сейми в Варшаве, волею Бозскою и молитвами Пречистое Богородици, привилей новый на братство Берестейское при церкви юж Рождества Пречистое Богородици» приобрел [Диариуш, стлб. 72].

Афанасий (Филиппович) скрупулёзно перечисляет документы, которые предоставил королю, сейму и сенату, а текст некоторых приводит прямо в Диариуше. Регистрация (актикованне) их в гродском (замковом) суде г. Бреста смутила половину воеводства – люди стали массово возвращаться из унии в православие. Король и речьпосполитая (польская элита) также ничего не могли возразить, так как документы явно показывают, что «уния проклята есть». Король, по-видимому, пытался «купить» игумена: он подтвердил все древние привилеи на имущество брестских монастырей, игуменом которых был Афанасий. Более того дал новую грамоту на братство и пляц на дом братский… Все они были лично подписаны польским королем, но канцлер литовский не поставил на них свою печать, что обесценивало их значение в ВКЛ… Однако игумен Берестейский не угомонился и его арестовывают за «непослушание» старшим своим, но был просто отпущен за неимением обвинителей и признаков преступления.

А в «Новинах правоверным…» указано «за росказаня теды я Пречистое Богородици и моцью Честнаго Креста о имени Иисус Христове <…>року 1643 <…> в Варшаве, на сейми валном, образ ІІречистои Богородици, в кресте изображенный Купятицкий, в седми штуках, на плотни малеваных, з гисториею Московскою <…>и з написом, на пересторогу гневу Божого и страшного суду Его, вместо суплики от церкве Всходнеи, в замку и в избе сенаторской, пред маестатом и обецностю вашое кролевское милости, пана мне милостивого, певным а велце поважным особом сам очевисто, а в рицерском коли през диакона моего некоторым особам также значным, – подавалем» [Диариуш, стлб. 91–92].

Святой Афанасий уже не надеется на документы, которые собрал, зарегистрировал надлежащим образом, в которых уния разоблачается полностью. Все свое упование он возложил на Царицу Небесную. Он волает-умоляет короля, супликует к нему взывая к милости к православному люду. Суплика – это вид документа, прошение, которая как правило касалась таких дел, которые только от воли короля зависили или которые касались интересов короля. Ее мог подать каждый, несмотря на свое происхождение. И вот игумен Афанасий вместо суплики подал семь Образов Купятицкой Божией Матери с «Историей Московской» и предостережением.

И полностью приводиться надпись: «Наяснейший кролю Полский, пан мой милостивый, о то кривду незносную маем. Не хочутъ нам, людем правоверным, в справах побожных церковных привилеов печатовати, не хочуть нас ведлуг прав заховати поприсяжоных вашой кролевской милости, и, юж то от пятидесят лет, вера правдивая и церковь Восточная Грецкая, под вами, паны христианскими, в кролевстве Полском, для збытков унеи проклятои, аж назбыт утиски терпитъ. А то – за причиною и помочю ненавистных капланов рымских, а найбарзей езуитов барзо мудрых <…>» [Диариуш, стлб. 92].

А в другом месте указано, что Афанасий супликовал в сенате в 1643 г. с такой надписью: «Для того, наяснейший кролю Полский, пан мой милостивый, тот чуд Божий маестатови вашому прекладается, абы унея проклятая была згублена на веки: абовем ест барзо, барзо проклята правом то слушным доводне ся покажет. О, бида, бида тым, котории суть прокляты от отца духовного, власне собе належного. Хотей же, ваша кролевская милость, ласкаве въ то вейзрити, для врожоное вашое доброти и присяги вашое кролевское милости, абы вера правдивая Грецкая грунтовне была успокоена, а унея проклятая вынищена и внивечь обернена; бо если унею проклятую выкорените, а всходнюю правдивую церковь успокоите, то щастливые лета ваши поживете. А если не успокоите веры правдивое Грецкое и не знесете унеи проклятои, то дознаете запевне гневу Божого. Юж бо вем ваги несправедливости до самого центрум припали; вже злость людская и пыха аж назбыт се вынесла; силы зась в людех правоверных зъутлели и барзо знемощнели. В таковых теды часех помочь Бозская наступует, як видите; той образ, в кресте изображенный, Пречистое Богородици трубою естъ и знаком, упережаючим страшный суд Божий, который правдиве прийти мает, ведлуг евангелии святои: благословенных вылучивши, пошлет до царства небесного, а проклятых втрутит (ах, беда ж!) до пекла на вечные муки. Ведаю, же некоторый будет сопротивляючийся таковой пересторозе и невернейший над Фараона закаменелого. Сподиваюся теж, же будет и Авраам, верный Богу, Сотворителю своему, который тому уверитъ. В воли то человечей естъ. Обирай же собе, што хочь, поки час маешь: от, ти части обе з веры, вера тобе» [Диариуш, стлб. 74-75].

Казалось бы, победа была близка, так как после этого игумену Афанасию было сказано: «король, пан наш милостивый, казал запечатовати вам тот привилей, которого потребуете; прийдете ютро до подканцлерого, а теперъ идете до господы». Однако, «од своих отцев старших до запечатованя привилею недопущоный и злыми словы зганеный, за шаленого менованый, а згола в всем (Пане Боже, им прости!) уруганый, оплеваный и осмеяный и обвиненый зосталем, а за тое самое, жем ся их не докладал, справуючи тые суплики» [Диариуш, стлб. 93]. Но разве правильно «докладатися в таких таемницах Бозских» – спрашивает святой Афанасий.

Несколько недель, вплоть до того времени как сейм разъехался, игумена Афанасия с его диаконом Леонтием держали в тюрьме «в Варшаве, на Долгой улици, в господи одверного вашой кролевской милости, наимя Яна Желязовского».

И тут мы вновь видим, как он скорбит о своих гонителях, желая «до розсудку их духовного повабити и привести (о то ревностю Дому Божого запалившися и собою взгордивши, не будучи шаленым и овшем маючи имя Иисус Христово, на сердцу моем выритое, толко для самого упаметаняся старших отцев моих, доброволне не жалуючи обнажити себе и в болоте ся помазати, абы Церковъ, облюбеница Христова, одета и очищена была), шалемным як бы учинившися из везеня сам вчесне вышедши наго, толко каптур и парамант для знаку законного на собе маючи, в болоте ввесь поплюскавшися и костуром себе бючи, по улицах Варшавских бегал и волал великимъ голосомъ: «беда проклятым и неверным! беда проклятым и неверным! Vae maledictis et infidelibus!» [Диариуш, стлб.93- 94].

Обвиненный за суплики, за обножение «инстигацией» какого-то Даниловича, писаря владычнего и от старцев-отцов, как пишет Афанасий – «былем сужоный, декретованый, презвитерства и игуменства деградованый» [Диариуш, стлб. 94]. Однако полностью оправдан митрополитом Петром Могилой, так как «ани от короля пана, ани од Речи Посполитое институючих на мене не было». Афанасия благословили служить Литургию как «в печерах», так «и на великом престоли в церкви Успениа Пречистой Богородици Печерскои чудотворнои». А 20 июня 1643 г. ему выдали митрополичий лист, полностью восстановивший его в игуменском сане, который 4 августа 1644 г. он внес в гродкие (замковые) книги.

«Приехавши я до братии моей, до Берестя, рихло потом в кляштори отцов барнадинов перший раз з сцептрум, умыслом звитязства (бо видилем запечатаный привилей), далем образ Пречистои Богородици в кресте Купятицкий вымалевати. Вымалеваный где ми принесено, за червоный золотый одержалем его. И маючи в целии моей, гдым ведлуг часу пред тым образом одправовал молитвы, натыхъмест, як и прошлых часов, барзо-барзо великий страх пал на мене, и власне од образа того слышати было голос таковый: «о, Афанасий, супликуй еще през образ мой в кресте Купятицкий на сейми пришлом до кроля Полского и до Речи Посполитое о вынищене грунтовное унеи проклятои. Добре будет, если услухают и вынищат еи: поживут еще в приданых летахъ щасливе <…>». После этого «я престрашеню, барзо слабый былем пять дний, правдиве ани пилем, ани ел, мыслячи што чинити: «беда мне мовити таковые речи и на таковом местцу, беда не мовити справ Бозских!» Постановилем в собе, еднак, мовити» [Диариуш, стлб. 99].

Мы видим внутреннюю борьбу игумена, его человеческий страх, но святой все побеждает: «Образ Богородици и тое справует, абы все и геретици узнали, же есть правдиве Кролевою Небесною и Добродейкою великою всему народу людскому, ведлуг прироженя, а затым и все святыи Божии. Крест знаменует (як хоругов гербовая) пристье Христово на суд справедливый барзо-барзо прудко. «Ознаймуй же, Афанасий, о тых справах Моих и неодкладне волай, голоси, як труба найкриклившая, верещи, бо час тому. Абы вси, що именем Иисус Христовым титулуются, до направы пришли, то есть: отщепенци и геретики, лютеране, ариане, нуриане, сасове, звинглиане и иншиие, тым подобные, што ено веруют в Христа Господа, абы в порядок правдивый, духовный, седми сенодами постановленый, пришли, то [стлб. 100] есть: на правицу теперь прихилилися и прилучили, бо врихле не будут часу мети до покуты. А войну мети с потребы и слушне с поганы и неверными Христови, абы был над всеми еден пастырь Иисус Христос, а не папеж, и една овчарня Иисус Христова, а не папежова, бо теж не папеж в евангелии святомъ мовит: «ины овца имам, яже не суть от двора сего, и тыя ми подобаетъ привести и глас мой услышат: и будет едино стадо и един пастырь».

И он уже начал готовиться «на высоком театрум света того, сейму, мовлю, валного, в Полщи будучого, предъ всем гмином людским: в костеле, под бытность вашой королевской милости, по прочитаню евангелии, в казаню, поднести писаня в килкадесять фастикулах, з образами Пречистои Богородици Купятицкои и з гисториею Московскою (як и на прошлом сейме в сенате), а розным станом коронным и великого князства Литовского, также купцом чужеземцом (которыи если бы были), на розных местцах потрафляючи в найлепшее оголошене, зачатую справу подати и обяснити, за причиною Пречистои Богородици и всех святых, чого по нас в тых схилку лет и страшного суду Бог Всемогущий потребует».

Однако был арестован по делу о самозванце Димитрие. «Там же я, з везеня указавши невинность мою взглядом царевича Московского, объясняю о собе нендзном, же естем слугою Бозским и в якой справе од давного часу волею Бозскою услугую, и власне под час сейму року 1645, гды кроль пан з другою юж малжонкою женитися мел, выписал «Новины правоверным пожаданые о успокоении веры и церкви православной восточной, як бы супликуючи през них до кроля пана и до сенату его всего, ведлуг титулов кождого, в тые слова»… [Диариуш, стлб. 82–83]. Таким образом, он все же сумел подать и третью суплику в 1645 г., но все было напрасно – его никто не слышал…

«Ово згола в всем воли моего Бога Иисуса Христа чинити предсявзялем з молитвами Пречистои Богородици, особливе през образ Еи святый чудотворный, в кресте изображенный, Купятицкий. Болшей до себе не знаю; толко в всем воли Бозской и преосвященству вашему покорне себе полецаю. Афанасий Филипович, игумен Берестейский» [стлб. 144-145]. Больше он ничего не говорил публично. Жил тихо в своем монастыре, молился аж до момента нового ареста. И вновь, как видим он не дождался суда – воевода Масальский его выпускает в руки Радзивила и иезуитов, которые и устроили беззаконную расправу над ним в ночь с 4 на 5 сентября.

 

Купятицкая икона Божией Матери, как видно, вела святого Афанасия по дороге его жизни, была его Путеводительницей, но и он был верным Ее слугой. То, что было страшно по-человечески превозмогал верою в Ее чудеса. И Она вознесла его, простого гарбатчика «на высокой театрум света того, сейму, мовлю, валного, в Полщи будучого», привела как к царю московскому, так и королю польскому. И если один с благодарностью и благоговением принял Образ Купятицкой Божией Матери, то польский король фактически отверг это благословение. И сквозь века видим, как исполнились Слова Божией Матери… Это демонстрирует сама история польского государства.

Святой Афанасий называет «образ, в кресте изображенный, Пречистое Богородици» «трубою», «знаком, упережаючим страшный суд Божий». «Образ Богородици и тое справует, абы все и геретици узнали, же есть правдиве Кролевою Небесною и Добродейкою великою всему народу людскому», а «Крест знаменует (як хоругов гербовая) пристье Христово на суд справедливый барзо-барзо прудко». Таким образом, это призыв к покаянию, возвращение к миру, правоверию.

Разве может христианин, пусть даже католик, поднять руку на Крест? А если может, то это уже враг Христов. Именно для этого преподобномученик Афанасий советует московскому царю нанести «Образ, в кресте изображенный» на военные хоругви «для умножения православной веры», «для милосердия», и советовал царю: а в битви той каждого чловека, мянуючогося православным, здорово заховай» [Диариуш, стлб. 59]. Ведь по сути Русь воевала с Русью…

Да и к королю польскому Она Матерь Божия его, игумена Афанасия ведет «для грунтовного успокоения православной веры», «уничтожения унии проклятой», «незгоды» в его государстве. И здесь Русь воюет с Русью – православная с униатской… И кто как не король, который давал предвыборное обещание успокоить православную веру, который в силу своей должности должен быть медиатором обязан прекратить никому не нужную распрю.

От человека зависит, что он принимает благословение или проклятие...

 © Свято-Рождество-Богородицкий монастырь г. Брест