Образ преподобномученика Афанасия Брестского (Филипповича) в историографии: вызовы времени



14.06.2021



Доклад инокини Брестского Свято-Рождество-Богородицкого монастыря Елены (Дмитрук) на конференции “Духовное возрождение общества и православная книга” 19 мая 2021 г., проходившей в рамках XXVII Международных Кирилло-Мефодиевских Чтений.



Личность, житие и деятельность преподобномученика Афанасия Брестского (Филипповича ; около 1595–1648), несомненно, являет собой образец для подражания. Господь прославил его нетленными мощами, а Православная Церковь засвидетельствовала его святость в лике мученика и преподобного.


Но вот его восприятие-образ в разное время отличается, а начиная с конца 90-х гг. прошлого столетия он все чаще политизируется (С. Осиновский, Л. Гедимин, С. Гаранин), а если быть точнее очерняется.


Возникает вопрос: если для церковного человека, знакомого с житием преподобномученика, он, несомненно, является святым, признанным всей полнотой Церкви, образцом для подражания, но кто он для людей светских, знакомых с Афанасием Филипповичем только по научным, научно-популярным публикациям.



Разрыв в оценках личности, деятельности Афанасия Филипповича не праздный, он порождает целый ряд проблем. Во-первых, хаос, смущение в головах молодежи, в том числе православной – кому доверять, на какие мнения ориентироваться и почему. Осложняется все тем, что анализа бросающей тень на личность преподобномученика Афанасия так называемой «научно-популярной» литературы на данный момент нет. Во-вторых, полярность мнений приводит к осторожности в упоминании святого в учебной литературе – его имя практически исчезло со страниц. В-третьих, возникает вопрос, может ли в этих условиях адекватно восприниматься призыв Церкви к обществу подражать святому.


Из круга анализируемой литературы были сознательно исключены работы агиографического характера. С одной стороны, агиография вполне может выступать как исторический источник, она является жанром литературоведения, т. е. научное познание опирается на нее. С другой – житийная литература имеет свою, иную цель создания – изображает подвиг веры исторического лица, чудеса, видения, похвальные слова. Она изначально исходит из признания святости человека, а соответственно его образ не может быть негативным.


Поражает малочисленность научных работ, посвященных святому, но обилие при этом научно-популярных изданий, статей, т. е. той литературы, которая более читаема, более образна. Кроме того, удивляет то, что канва всех работ практически одинаковая. Ее основа – Диариуш преподобномученика Афанасия Филипповича, игумена Брестского [1]. Авторы статей просто с различной степенью подробности его пересказывают. А вот оценки личности и деятельности самого Афанасия дают различные. Но в таком случае речь идет не об объективной реальности, а субъективной. Таким образом, и анализ историографии дает реконструкцию не реальной личности преподобномученика, но его образа, представления о нём в различную эпоху, различными авторами, разного социального положения, уровня образования.


Изучение субъективных оценок позволяет рассмотреть суть обвинений в адрес преподобномученика, их обоснованность. При этом Диариуш как эталон поможет нам отделить образ Афанасия Брестского (Филипповича), представленный авторами статей и монографий от того настоящего, чьи мысли и чувства отражены в Диариуше.


В этом отношении данная рукопись уникальна: не кто-то там написал о деятельности преподобномученика Афанасия Брестского (Филипповича), но он сам, своей собственной рукой сделал это. В нём изложены его мысли, мотивация и объяснения поступков, сами действия. Язык XVII века, стиль изложения, обороты речи, свойственные преподобномученику делают Диариуш по истине бесценным сокровищем. Источником не только для историков, но и для филологов, философов, психологов, богословов и т.д. Он даёт нам сведения о самом святом, его жизни и деятельности, о событиях, языке того времени, менталитете людей того времени. Практически все авторы черпают из него сведения. На его основе церковные авторы пишут житие Святого, светские биографию писателя-публициста. Диариуш нельзя назвать ни житием, ни автобиографией, так как биографические сведения встречаются как оговорки, в скрытом виде. Он дает нам некий срез деятельности преподобномученика и в строго определенном им направлении – представить «список деев правдивых, в справе помноженя и объясненя веры православное голошеный, волею Бозскою и молитвами Пречистой Богородици». Достижению этой единой цели подчинено все повествование.


Недостатком Диариуша является то, что он сложный для понимания современного человека. Дело не только в языке XVII в., большом количество полонизмов. Даже перевод текста на современный русский, белорусский языки не упрощают работу над ним, так как кроме этого необходимо понимать исторический, региональный, богословский контекст, суть полемики, которая велась в XVII в. Однако перед нами уникальный первоисточник.


Предлагается анализировать не каждую отдельную работу, но именно образ, созданный в определенное время. Смена образа Афанасия Филипповича будет выступать как главный критерий для периодизации. Таким образом, можно выделить три основных периода историографии:

– 2 половина XIX – нач. XX в. : Афанасий (Филиппович) – борец за православную веру в Западной Руси, игумен;

– 2 половина XX в.: борец за воссоединение белорусского и украинского народов с русским, писатель-публицист;

– начало XXI в.: 1) писатель-публицист; мыслитель, общественно-церковный деятель, православный монах-исихаст, игумен, последний «пророк», защитник православия; 2) предатель, агент Московского государства, писатель-мемуарист.


XIX в. – это начало научного изучения. Если касаться светских работ этого периода, то О. И. Левицкий [2], Н. И. Костомаров [3], А. Станкевич [4], С. Т. Голубев [5] видели в преподобномученике борца за православную веру в Западной Руси, игумена. Они достаточно благосклонно отнеслись к его деятельности, однако камнем преткновения для них стали видения святого, описания чудес и его «излишняя эмоциональность». Попытки анализировать их в рамках науки, да и еще в век рационализма привели к следующим характеристикам Афанасия Филипповича: «мечтатель, энтузиаст, пылкий от природы», который «под влиянием жгучего чувства религиозности впадает в крайний мистицизм» [2]. Еще более резкие оценки звучат из уст Н. Костомарова: «горячий фанатик, пророк, натура страстная, мечтательная» [3], «не может произнести слова уния, не прибавив проклятая» [3], «религиозный фанатик», который если бы получил власть действовал также как и Кунцевич, но при этом автор все же им восхищается, так как это «вдохновленный пророк, прямой, искренний» [3]. В связи с этим интересен опыт А. Станкевича и С. Т. Голубева. Они дают Афанасию более взвешенные оценки, что обусловлено тем, что они сосредоточились на определенных аспектах деятельности преподобномученика, а не на характеристике личности.


Во 2 половине XX в. в свет вышла единственная научная монография А. Ф. Коршунова, посвященная преподобномученику Афанасию Брестскому (Филипповичу), где последний представлен как борец за воссоединение с русским народом. Удивительно, что советский автор, да еще в 1965 г. создает достаточно позитивный образ Афанасия «страстного публициста и общественного деятеля» [6, с. 94]; «проповедника, патриота, борца за единство и нерушимую братскую дружбу белорусского, украинского, русского народов» [6, с. 96]; «страстного беспощадного обличителя феодально-крепостнического общественного строя Речи Посполитой» [6, с. 94]. Как замечает А. Коршунов, Афанасий Филиппович симпатизировал Москве, у нее искал военно-политической помощи в своей борьбе, в тоже время являлся непримиримым врагом Ватикана, который нес белорусскому и украинскому народу порабощение, поэтому борьбу с Римско-католической церковью он считал главным патриотическим долгом.


В отличие от исследователей XIX в. А. Ф. Коршунов рассматривает видения и чудеса, описанные в Диариуше в качестве обычных для средневековой литературы форм мистического созерцания. В сами видения Афанасий, по мнению исследователя, вкладывает реальный политический смысл для усиления эмоционального воздействия на читателя [6, с. 88]. А Диариуш – это эмоциональная летопись героической борьбы белорусского и украинского народов против шляхецко-католической агрессии, активным участником которой являлся сам писатель [6, с. 87]. При всех советских штампах, подходах к анализу личности образ Афанасия достаточно симпатичен.


Как раз это и вызвало жесткую критику Н. Улащика в его рецензии на деятельность А. Ф. Коршунова по публикации документов [7, с. 1118–1124]. Монографию А. Ф. Коршунова он называет введением к Диариушу. Кроме того, он считает, что Диариуш занимает только страницы 97–112, а остальное – это суплики, записи послушника. Н. Улащик отмечает, что найти след героической борьбы народа в Диариуше не удается, что это его придумал А. Ф. Коршунов. Так кто такой Афанасий Филиппович для Н. Улащика? «Филипович был лютым противником церковной унии, который не боялся ни при каких обстоятельствах бесчестить ее» [7, с. 1118].  «…рассказал про наличие в Речи Посполитой еще одного самозванца» [7, с. 1122]. Он критикует А. Ф. Коршунова, который представляет результатом наивности предложение царю «начать войну против польского короля и магнатов за освобождение народных масс Беларуси и Украины от тяжелого «ляшского» ига» [7, с. 1122]. Автор оценивает исследование А. Ф. Коршунова, а не Афанасия, но опосредовано демонстрирует свое отношение и к преподобномученику. Отмечает, что «Филиппович был арестован, обвинен в передаче повстанца пороха и прокламаций и расстрелян» [7, с. 1118]. Однако нигде не указывает, что суда по этому поводу над Афанасием Филипповичем не было, польские власти его «отпустили» в руки Радивилла и иезуитов, которые и организовали расправу.


В конце XX в. – начале XXI в. в научно-популярных изданиях появились два очерка с красивым заглавием – «Гонар» [8], «Святы змагар» [9] о преподобномученике Афанасии. Уже само название несет некую положительную характеристику. И действительно автор «Гонара» К. Тарасов называет Афанасия «несгибаемым борцом за духовную свободу белорусского народа» [8, с. 129], последним белорусскоязычным писателем [8, с. 129, 145], разоблачителем, полемистом, проповедником, борцом, героем, «сумленным, шчырым, эмацыянальным» [8, с. 140]. К. Тарасов выступает против тезисов А. Коршунова: Афанасий – не революционер, он не призывал к освобождению крестьян, но требовал национальной и религиозной справедливости [8, 145]. При этом автор очерка согласился, что отец Афанасий – выразитель интересов широких слоев. «Народная война, в самом начале которой он мученически погиб, – лучшее свидетельство того, что служил он справедливому делу и имел за собой поддержку тысячи единомышленников» [8, с. 129].


Однако, автор считает, что «отношения отца Афанасия с религией сложные». «Взять хотя бы такую сторону его натуры и убеждений как отказ послушания» [7, c. 145]. Самовольно поехал на вальный сейм [7, c. 140]. Его эмоциональная, деятельная натура к тишине монастырской жизни оказалась не приспособленной [7, c. 131].


А вот второй очерк В. Чаропки – «Святы змагар» – вызывает смешанные ощущения. Понять, что хотел выразить автор невозможно: «противоречивый и простой, воинственный и миролюбивый, великий и «нендейзный», правоверный слуга Божий» [9, с. 245]. Автор отмечает, что, с одной стороны, Афанасий – защитник православной веры, который осудил себя на тяжелые испытания [9, с. 244], мистик [9, с. 245], святость и набожность которого признавали даже его неприятели [9, с. 245]. С другой стороны, он выдал государственную тайну [9, с. 247], хотел убедить царя начать войну с Речью Посполитой в защиту православной веры, ссылаясь при этом на повеление Божией Матери, воинственный монах. Автор его как бы оправдывает: «он не понимал, что разжигает ненависть и враждебность среди христиан» [9, с. 247], «не надо думать, что у него были какие-то недобрые намерения», «он легко поддавался эмоциям и верил в свою правоту» [9, с. 247].


В 2003 г. появляется диссертация Л. А. Гедемин «Творчество Афанасия Филипповича в контексте православной полемической литературы конца XVI – первой половины XVII в.» [10]. В автореферате квалификационной работы Л. Гедымин отмечает, что Афанасий был последним представителем православного направления в полемической литературе Беларуси XVII в., «мужественный борец за православие, который ради достижения своей цели не останавливается ни перед чем… [10, с. 8]. Однако, непосредственно характеристика личности Афанасия Филипповича более подробно изложена в статье, написанной совместно с С. Гаранином «Афанасий Филиппович и его Диариуш: система исторических и эстетических идеалов писателя» [11].


Стоит обратить внимание на вопросы, которые авторы уже в начале публикации ставят перед читателем: «Кто был Афанасий Филиппович – изменник, агент Московского государства или патриот Беларуси? Несчастный чудак или борец против унии? А может он был просто сумасшедшим, как можно подумать, сравнивая Филипповича с его современниками? Чем обусловлены пророссийские взгляды автора Диариуша и чем, наконец, вызвана стилевое разнообразие и жанровая неопределенность произведения?» [11, c. 22-23].


Это достаточно провокационная постановка вопросов, тем более, что однозначных ответов в тексте нет. Кроме этих обвинений в статье есть еще и сомнения в образованности Афанасия Филипповича, а был ли он в здравом уме. Наиболее острые высказывания сопровождаются словами: «вероятно», «как нам кажется», «якобы» и не имеют четкой аргументации [11]. Например, обвинения Афанасия в том, что он агент Московского государства основаны на том, что он «искал поддержки в соседней стране в сборе ялмужны у российского царя, якобы обращаясь к нему с образом Купятицкой Божией Матери («Звіцяжай непрыяцеляў нашых»), а главное – раскрыл российскому послу <…> секретные намерения руководящих кругов ВКЛ… [11, с. 23]. Эти обвинения преподносятся как мнение «третьих», кои не называются. Так как авторы статьи ссылаются при этом на сам Диариуш можно предположить, что это те, с кем полемизировал преподобномученик. Однако из истории, из Диариуша известно, что суда по таким вопросам как госизмена над Афанасием не было. Этого так называемого «сумасшедшего» заслушивали в сейме, в сенате Речи Посполитой, он подавал королю свои суплики. Петр Могила, митрополит киевский выдал игумену берестейскому документ о его невиновности. Воевода Масальский выпустил Афанасия из тюрьмы в ночь на 5 сентября 1648 г., так как обвинения против него не были доказаны. Может быть, автор статьи нашла новые, ранее неизвестные документы для подтверждения этих тезисов, но, как оказалось других источников, кроме Диариуша, не указано.


А вот размышления авторов статьи тяжело поддаются анализу. «Афанасий Филиппович разоблачил Яна Фавстина Лубу не как политического авантюриста, а как святотатца». «Филиппович пытался кричать про свое открытие, но никто, кроме заинтересованных российских чиновников, не хотел его слушать». «Он надеялся на помощь России, лично царя Михаила Федоровича <…> Однако побывав в Москве, посмотрев на тяжелые условия жизни в Московском государстве <…> Афанасий Филиппович разочаровался в ее помощи. Так, например, в контексте Диариуша после описанного путешествия в Москву логично было бы предусмотреть описание самой жизни в Москве как образцовой <…>. Но такого описания в тексте произведения нет». [11, c. 24]. Не понятно только откуда автор статьи уверена, что Афанасий разочаровался в помощи Москвы. Может действительно есть соответствующие свидетельства? К сожалению, ссылок на них в статье нет.


В итоге своих размышлений С. Гаранин и Л. Гедимин приходят к выводу: «Как человек искренний, не лишенный страха Божиего, писатель разоблачал самозванца Лубу, но российское правительство использовало Филипповича как агента и бросило в польской тюрьме без всякой помощи». Никаких других источников кроме Диариуша не используется. Интерпретации авторов статьи, выходящие за рамки творения преподобномученика просто безосновательны.


По мнению С. Гаранина и Л. Гедимин «объяснение многих вопросов основано на том, что Афанасий Филиппович принадлежал древнерусской культурно-исторической традиции, с точки зрения, которой он пытается осознавать реальность» [11, c. 23].


«Подобная ориентация не на современную, а на бывшую культурную традицию вела Афанасия Филипповича к глубокому внутреннему кризису, в широком плане – к разладу с самим собой, так как он жил, воспитывался и действовал в условиях XVII века, а не более раннего». «Дон Кихот не в своем столетии…». Он вступил в борьбу не столько против унии, … сколько против нового строя мышления и нового строя жизни [11, с. 24]. «Произведение стало не столько самооправданием писателя, призывом к единоверцам и приговором унии, сколько приговором старой культуре, последним представителем которой был автор» [11, с. 25].


Не совсем понятен термин авторов статьи «современная культурная традиция». Фактически им выражается нечто противоположное «древнерусской культурно-исторической традиции» в истории белорусской литературы. И если «Диариуш – приговор старой древнерусской культуре» [11], то тогда это и приговор этносу, который проживал на землях, которые сегодня называются белорусские. Особенно если учесть, что многие авторы называют Афанасия Филипповича последним «белорусскоязычным» писателем. Действительно после этого писали только по-польски или по-латински. Стоит ли упрекать Афанасия Филипповича в том, что он не захотел ориентироваться на «современную культурную традицию»?


Чуть раньше – в 2001 г. – в рамках исследования истории восточнославянского книжного слова XI–XVII вв. Л. В. Левшун проанализировала Диариуш и личность Афанасия Филипповича [12; 13]. Затем были и другие публикации именно научного, а не научно-популярного характера.


Впервые Афанасий Филиппович рассматривается не как некий общественный, религиозно-церковный деятель, а именно как православный монах-исихаст, игумен, аскет, а значит, признается его мировоззрение, чудеса и видения как часть духовной практики. Л. В. Левшун считает, что различия в оценке личности можно объяснить «проявлением несоответствия модусов восприятия действительности «автора» и «читателей» – исследователи при анализе деятельности и творчества Афанасия Филипповича исходят из совершенно иных посылок, чем сам подвижник» [12, с. 291–292 ; 13, с. 714].


Автор более сконцентрирована на проблеме жанровой дефиниции Диариуша, проблемах литературоведения, чем на оценке личности преподобномученика. Но в понимании Л. В. Левшун «Афанасий Филиппович – последний «пророк» времен униатства в ВКЛ и один из талантливейших «диалогистов» в истории отечественной культуры» [12, с. 253] Диариуш, по мнению автора, это пророчество, для которого «найдена форма, адекватная для восприятия с другой стороны цивилизационного разлома» [12, с. 253].


Один из переводчиков Диариуша на современный белорусский язык – И. В. Саверченко – рассматривает его как произведение стиля барокко. Он сконцентрирован на проблемах художественной концепции, стиля, эстетики, поэтики и симеотики в рамках литературоведения. Избегая давать оценки Афанасию Филипповичу, И. В. Саверченко считает, что главная его заслуга как мыслителя и общественно-церковного деятеля заключается в том, что он «один из первых высказал резкий протест против полонизации, окатоличивания наших предков» [15, с. 14]. А так как понятия веры и родины в сознании А. Филипповича были тождественны, то «борьба за независимость Отечества вылилось в его творчестве в защиту православия» [15, с. 14].


Итак, анализ образа показывает, что наиболее взвешенные оценки личности Афанасия Филипповича даны в научных изданиях, посвященных исследованию определенных аспектов его деятельности. Причем абсолютное большинство этих работ выполнено в рамках литературоведения с его специфической проблематикой (поиск жанра, стиля, поэтика и семиотика) и методами. Однако такие работы единичны и малодоступны широкой публике. В научно-популярных изданиях наблюдается огромный пласт недостоверной информации, которую человеку малознакомому с Диариушем сложно заметить. Разногласия в оценке личности Афанасия Филипповича касаются отношения авторов публикаций к видениям и чудесам, описанным преподобномучеником; отношения к его путешествию в Москву. Кроме того, в большинстве случаев социальный статус Афанасия Филипповича – монах, игумен, т. е. духовное лицо – либо игнорируется, либо просто уходит на второй план. По-разному можно отвечать на вопрос: Афанасий Филиппович действовал один или поддерживался народными массами.


Среди причин разрыва в оценках образа Афанасия Филипповича можно увидеть запрос времени на героя; ценностные ориентации авторов публикации, их предпочтения; уровень образования тех, кто пишет о подвижнике, владение ими научной методологией.


Можно сказать, что требованием времени является с одной стороны повышение научности работ в смысле их объективности, полноты, достоверности, а также совершенствования инструментария исследований, а с другой – необходим учет православной духовной практики (аскетики), богословия, без которых анализ личности преподобномученика, монаха, игумена Афанасия невозможен. Не образы, но объективные данные, реальная целостная личность должны стать целью исследования. Ее можно достичь также при условии проверки данных Диариуша через другие документальные, мемуарные источники; через помещение Афанасия Филипповича в контекст истории города, региона, полемической дискуссииисторический контекст в целом; через объединение усилий исследователей из самых различных отраслей науки.




Список литературы

1. Диариуш берестейскаго игумена Афанасия Филипповича // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией : в 40 т. – СПб., 1878. – Т. 4, кн. 1 : Памятники полемической литературы Западной Руси. – С. 49–156.

2. Левицкий, О. И. Афанасий Филиппович, игумен Брест-Литовский, и его деятельность в защиту православия против унии / Ореста Левицкого. // Унив. изв. – 1878. – Май.

3. Костомаров, Н. И. Афанасий Филиппович борец за православную веру в Западной Руси // Н. И. Костомаров // Исторические монографии и исследования / Николая Костомарова. – СПб. ; М., 1881. – Т. 14. – С. 1–42.

4. Станкевич, А. Игумен Афанасий Филиппович и шляхтич Ян Луба // Памятники русской старины (Холмская Русь). – СПб., 1885. – Вып. 8. – С. 400–449.

5. Голубев, С. Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. Опыт церковно-исторического исследования. Т. 2 / [соч.] С. Голубева. – Киев : тип. С. В. Кульженко, 1898. – VIII, VI, 524, [2], 12, 4, [2], 498 с.

6. Коршунов, А. Ф. Афанасий Филиппович : жизнь и творчество / А. Ф. Коршунов. –Минск : Наука и техника, 1965. – 183 с.

7. Улашчык, М. М. Збор твораў. У 3 т. Т. 1 : Працы па археаграфіі і крыніцазнаўству / М. М. Улашчык ; пад рэд. Д. В. Віцько. – Смаленск : Інбелкульт, 2017. – 1360 с.

8. Тарасаў, К. Гонар / Кастусь Тарасаў // Памяць пра легенды. Постаці беларускай мінуўшчыны.– Мінск : Полымя, 1990. – С. 129–146.

9. Чаропка, В. Святы змагар Афанасій Філіповіч / В. Чаропка // Лёсы ў гісторыі. – Мінск : Беларусь, 2005. – 559 с.

10. Гедзімін, Л. А. Творчасць Афанасiя Фiлiповiча ў кантэксце праваслаўнай палемiчнай лiтаратуры канца XVI – першай паловы XVII ст. : дыс. … канд. філал. навук : 10.01.01 / Гедзімін Ларыса Анатольеўна ; Нац. акадэмия навук Беларусі, Ін-т літ. імя Я. Купалы. – Минск, 2003.

11. Гаранін, С.Афанасій Філіповіч і яго «Дыярыуш»: сістэма гіст. і эстэт. ідэалаў пісьменніка / Сяргей Гаранін, Ларыса Гедзімін // Роднае слова. – 2003.  – № 1. – С. 22–26.

12. Левшун, Л. В. История восточнославянского книжного слова XI–XVII веков / Л. В. Левшун. – Минск : Экономпресс, 2001. – 352 с.

13. Левшун, Л. В. О слове преображенном и Слове преображающем : теоретико-аналитический очерк истории восточнославянского книжного слова XI–XVII веков / Л. В. Левшун. – Минск : Белорусская Православная Церковь, 2009. – 880 с.

14. Левшун, Л. В.  Традиции исихазма в «православном возрождении» конца XVI – начала XVII века в Великом Княжестве Литовском: Стефан Зизаний, Леонтий Карпович, Афанасий Филиппович / Л. В. Левшун // Обретение образа. Православная белорусская культура в славянском мире. – Минск : Белорусская Православная Церковь, 2009. – С. 237–259.

15. Саверчанка, І. В. Шэдэўры пісьменнасці і літаратуры Беларусі X–XVII стагоддзяў / Саверчанка І. В. – Мінск : Беларусь, 2016. – 567 с.




Возврат к списку